— Еда? — спросила женщина, приглашая пообедать.

Талавир неуверенно кивнул. Синекожа улыбнулась и показала на вход в большую, в человеческий рост трубы на противоположной стороне канала. Когда-то оттуда текла вода. Внутри трубы воняло болотом и плесенью. Дальний конец был завален камнями. Металл в местах, куда не уходило солнце, брыжился и переливался. Лишь когда глаза привыкли к темноте, Талавир понял, что наросты живы. И именно их Гуль собрала в платье.

— Это бессек. — Гуль вытащила из подола скользкое существо с двумя конечностями и продолговатым крапчатым хвостом. Улиткообразное существо имело два глаза, каждый из которых содержал по несколько зрачков. — На вкус бе-е, но есть можно. — Гуль оторвала бесека от стены и с удовольствием сверкнула. Она ела их сырыми и удивленно взглянула, когда Талавир развел костер и попытался поджарить. Но и после огня туша осталась скользкой и неаппетитной. Талавир проглотил кислую слюну, заставил себя откусить и неожиданно удивился. Если не смотреть и не нюхать, можно вообразить, что это вареные креветки. Они утоляли жажду.

— И куда ты меня ведешь? — Талавир старался не смотреть на бесека во рту Гули.

— Подальше от Ак-Шеих. Азиз-баба говорить не дать тебе умереть в Деште. Дальше ты сам разберешься. Там было такое! — Гуль принялась снова повторять

историю о нападении на поселок. — приземлились Старшие Братья. Такое началось. Все бегают. Бум-бум! Крики. Живая Вера — гэп! Упала, ноги вверх. Встать не может,

— засмеялась Гуль и разочарованно добавила: — Но я должна была идти за тобой.

За детским лепетом синекожей Талавир пытался понять главное — что произошло с Ма

ее сыном.

— Доктор бабах! — широко развела руками Гуль, показывая масштабы взрыва. Ее отнять красивые мужчины в форме. Бекир, Ниязи и девочка бежать. Азиз-баба приказал. Азиз-баба хорош.

— Куда Азиз-баба приказал им убегать?

Синекожа пожала плечами.

— Гуль не знать.

Талавир подумал об Ак-Шеих. Белокун устремит гнев за его исчезновение на головы засоленных. Перед его глазами промчались десятки измененных лиц, глаза

Каменный ребенок, обезображенные лица несчастных дочерей Тети Вальки. Даже после того, что чудовища хотели сделать с Черной Коровой, они не заслуживали зачистки. А сейчас он даже не может вернуться, чтобы помочь засоленным. Сначала он должен найти оружие.

— Албасты, ты должен найти Албасты, — раздалось в ушах. Талавир вздрогнул. Он еще не успел привыкнуть к вмешательствам Амаги.

— Ты слышала когда-нибудь, чтобы в голове засоленного селились духи? Чтобы постоянно слышны их голоса?

Гуль уставилась на него темно-фиолетовыми глазами. Тонкие внутренние веки на мгновение заслонили радужки. Он даже не знал, понимает ли она его. А потом Гуль его удивила.

— Вокруг много голосов. Звуки давно умерших. В этой земле больше костей, чем воды. — Синекожа вытерла руки о пестрое платье, довольная, что смогла сказать такую длинную фразу, потянулась и устроилась возле него почти по-кошачьи. Она наконец наелась.

— Может, ты еще знаешь, где найти Албасты?

Между точеными бровями пролегла морщинка.

— Ты хочешь к матери потерянных детей?

Талавир удивленно кивнул. Он уже настроился на долгие поиски подружки Амаги, а оказалось, что об Албасте знали все в Деште. Синекожа сморщилась и замахала рукой, словно отгоняя мушку.

— Йок-йок-йок. Не хочу к ней. Не проси. Игра любит жить в Азиз-баба.

Гуль не пойдет обратно.

Чтобы ее успокоить, Талавиру пришлось оторвать еще несколько бесок. Гуль не просто знала, где живет Албасты, она пришла в Ак-Шеих из ее дома. Талавир еще раз подумал, знал ли Азиза-баба, когда отправлял ее к нему, что Талавиру понадобится именно проводник в Албасту. Он сказал: «Талавир сам разберется», и это так напоминало стратегию Белокуна, как Талавира, словно щенка, бросали в воду с желанием посмотреть, куда он выгребет.

Он не разобрал, убежала ли Гуль или ее забрали, но возвращаться она не хотела.

Он попытался нажать на ее любовь к Азиз-бабе. Игра была ему предана, иначе зачем рисковала собой ради прихода из Станции Старших Братьев.

— Мне нужно в Албасту. Без тебя я не доберусь. Азиз-баба попросил тебя помочь. Если ты бросишь меня в Деште, то пренебрегешь его доверием.

Гуль смотрела в огонь. Супила брови, жмурила нос, терла подбородок и наконец сказала:

— Хорошо, — в ее глазах вспыхнули лукавые жарки, — но и я кое-что хочу.

«Не сомневаюсь», — подумал Талавир. Последние дни он только и делал, что заключал соглашения с чудовищами.

Талавир почувствовал горячее прикосновение женщины. На этот раз Гуль хотела не есть. Она выгнула спину и придвинулась ближе, как кошка, ожидающая ласку от хозяина. Грудь Гули тяжело вздымалась. Большой асимметричный рот застыл в полуулыбке. На верхней губе сверкнули бусины пота.

— Игра должна получить тебя. Только так отвести в Албасту. — Она взяла его руку и положила себе на бедро.

Плата, которую просила Гуль, была не такой и высокой. Талавир почувствовал гладкость ее кожи. Кого он обманывает? Гуль вызывала желание — острое и опасное, как ядовитое яглое, которое неопытный путешественник может принять за безвредное растение.

— Нет, я не могу. Прости. — Талавир убрал руку и почувствовал облегчение. -

Дело не в тебе.

«А в чем? В женщине, с которой ты едва знаком? — подумал Талавир и вспомнил темную прохладу подвала и быстрые неуверенные прикосновения Ма.

— И что с тобой не так? — потеряла терпение Амага. Проклятая ведьма все время подслушивала. — Я видела твои мысли. Как не надо, лезет на женщин, как ил.

на кобылиц, а когда понадобилось, решил играть недотрогу? — Талавир замер, ошеломленный вмешательством ведьмы. Гуль поняла его движение по-своему, показала зубы, зашипела и убежала в темноту.

— Прекрасно! И что ты собираешься теперь делать?

— Спать, — Талавир положил голову на согнутый локоть и в который раз вспомнил слова

Ханум из Матери Ветров о том, что надо бояться женщин сильнее, чем Дешту.

На следующее утро он попытался извиниться. Синекожа только фыркнула. После завтрака ее настроение улучшилось. Гуль села рядом, расправила юбку, торжественно сложила